Мирное наедине с войной

В Мирное мы ехали по минному полю. Нормальных дорог в донецких, да и в луганских краях нет вообще. Поэтому водители проездили колею прямо среди поля. По левую руку, когда едешь по этой "дороге", стоят красные флажки с буквой М – предупреждение о минах.

В таких сёлах и городках всегда сложно понять, по какую они линию фронта. Потому что передовая рядом, стреляют почти круглосуточно, хоть и вроде как далеко. "Летает", "прилетело" - так чаще всего говорят о взрывах живущие под постоянным огнем люди.

Так вот, "летает" возле Мирного часто. За день до того, как мы приехали, "прилетело" по ЛЕП – посёлок остался без электричества.

Мы для себя определили, что полчаса на посещение поселка хватит – дольше задерживаться без охраны опасно.

* * *

Занавеска на двери первого этажа, узкая лестница. На втором этаже синие масляные стены. Запах дома престарелых сложно передать, но трудно забыть. Это запах лежачих больных, запах мочи, застиранных матрасов и одеял.

 

В комнатах открыты двери и, проходя по коридору, невольно заглядываешь в них. Почти в каждой на кровати лежат пожилые люди.

 

Светлана Викторовна – заведующая стационарным отделением временного проживания. Сейчас у неё на попечении четырнадцать пациентов, девять из них лежачие.

– Что вам нужно сейчас? У нас есть влажные салфетки, пелёнки, стиральный порошок…

– Нужно все. Конечно, если можно.

Мы принесли то, чем могли поделиться. Затем спросили, что привезти в следующий раз, что больше всего нужно. Светлана Викторовна ответила сразу же.

– Памперсы, очень нужны памперсы s-ка, 4-ка. Нужна Белизна, стиральный порошок. Пелёнки. Кефиры, молочная продукция.

Я записала ее телефон. Правда, дозвониться в Мирное непросто – часто нет мобильной связи.

* * *

– У вас вода есть?

– Когда нет света, нет и воды. Но нас председатель сельсовета уже перебросил на резервную ЛЕП, теперь свет есть, а значит, и вода.

 

* * *

Мы идём мимо большой комнаты, в окне которой торчит труба от буржуйки, а на стене висит плазма – это комната отдыха. Там несколько человек, обсуждают наш приезд. Видно, что киевляне тут бывают не часто.

* * *

На стене, в коридоре, висит выцветшая стенгазета. Заведующая грустно показывает:

– Вот так мы жили раньше. Бедно, но хорошо жили. Парикмахер приходил к нам раз в месяц. Артисты приезжали, гости разные. Дни рождения праздновали, а сейчас... Не знаю даже, как мы выжили зимой. Отопления не было. В комнате отдыха установили буржуйку. Перенесли туда всех тяжёлых, лежачих. В ноги им ещё бутылки с горячей водой укладывали... Еле протянули до весны.

 

 

* * *

Когда Светлана Викторовна выходит по делам, ко мне подходит женщина с маленькой бумажной иконкой в руках.

– На, возьми, береги себя... ?? не плачь, слышишь, не плачь. Пусть тебя Бог бережёт.

После секундного замешательства я беру у нее иконку. Знакомимся. Её зовут Людмила, она тут живёт с сыном. Люде 52 года, сыну Саше – 31 год. У Саши тяжёлая форма ДЦП и он прикован к инвалидной коляске. ??х привезли в Мирное зимой, когда их дом в Гранитном разбомбили. "Нам негде больше жить", - признается женщина.

После бомбежки почти ничего не уцелело. Только несколько фото и эта икона. Тем ценнее подарок.

 

 

* * *

Потом мы разговорились о детях – общая и самая интересная тема для всех мам.

– А Саша так и не был на улице с того момента, как его привезли сюда? Он всё время на втором этаже?

– Да, уже четыре месяца. Кто ж его вынесет на руках? Некому.

Узнав, что у меня две дочки, она вздохнула:

– А у меня один сын, да и то больной.

* * *

В этой поездке с нами были документалисты и фотографы. Они брали интервью и делали снимки. Пациенты – все как один – благодарили своих сестричек, которые за ними ухаживают.

 

 

Во время разговоров также выяснилось, что все сотрудники приюта не получают зарплату уже полгода. Но не бросают своих старичков, ухаживают за ними. Несмотря и на личные трагедии. Так, у Светланы Викторовны муж перенёс обширный инфаркт. Она разрывается между мужем и подопечными, но никого не оставила без поддержки.

* * *

В конце нашего визита все, кто мог ходить, собрались в холле. Сделали общую фотографию. Попрощавшись и пообещав вернуться, с подарками и заказанными вещами, мы пошли к нашим машинам.

Сжимая в руке иконку, я шла по лестнице, выкрашенной в казённый синий цвет. Думалось о том, что эти старики и персонал – заложники. Пока им везет, если можно так сказать, и они слышат канонаду только вдалеке. А если наступление пойдёт в их направлении, что с ними будет? В приюте нет бомбоубежища. А если бы даже и было, кто их на руках мог бы снести?

Сколько ещё персонал протянет без оплаты труда, в какие кабинеты надо стучать, чтобы люди получили свои крошечные зарплаты?

Сколько у нас ещё Патриотов и просто преданных Людей, которые могут и буду на своих плечах тянуть страну?

* * *

Мы вернёмся к ним. Привезём памперсы, а Людмиле икону – взамен подаренной. Мы будем думать, куда их вывезти. Но в одиночку нам не справиться.